Не было ни гроша, да вдруг алтын - Страница 15

Елеся. Любовь, маменька.

Мигачева. Ну, любовь! Ты дело-то отделай сначала!

Елеся. Я, маменька, живо!

Мигачева. Да ты старательней!

Елеся. Что тут! Не живопись какая! Я, маменька, сразу, я вот как. (Поет.) Танцуй, Матвей. (Красит машинально, переговариваясь и пересмеиваясь с Ларисой.)

Фетинья (садясь на скамью у калитки). И сама я не похвалю свой характер; из-за малости, вот из-за малости, готова я съесть человека. Приятна ты мне, а задень меня чем-нибудь… Присесть, устала. (Садится на скамью подле загородки.)

Мигачева. Ах, вы поосторожней! Тут…

Елеся (одной рукой обнимает Ларису, другой красит, не глядя). Танцуй, Матвей. (Задевает Фетинью кистью по лицу.)

Фетинья. Уах! Батюшки! Что это такое?

Елеся. Не жалей лаптей. (Задевает еще.)

Фетинья. Ай!

Мигачева. Разбойник, что ты делаешь! Что сделал, погляди!

Елеся (взглянув ни Фетинью). Окрасил. (Бросает кисть и с отчаянием опускает руки.)

Мигачева (Фетинье). Матушка, Фетинья Мироновна, утритесь! (Хочет утереть ее.)

Фетинья. Не тронь, не тронь! Вотрешь, хуже будет, внутрь войдет. Ах!

Мигачева. Матушка, умойтесь подите! Ручки, ножки буду целовать.

Фетинья. Нет! Вы будете красить, а я умывайся. Тебе хочется, чтобы знаку-то не было. Нет! Не хочу, не хочу. По всей Москве так пойду, пусть люди смотрят.

Мигачева. Матушка, припадаем к стопам твоим! Умойся!

Фетинья. Нет, по улицам пойду, по всем переулкам пойду. Вот призрели нищих, а они на-ко что! Поняла я тебя теперь, очень хорошо поняла!

Мигачева. Да я-то чем же…

Фетинья (Елесе). Ты не то что в наш сад, и мимо-то не ходи, а то собак выпущу! (Мигачевой.) Поняла я тебя теперь довольно хорошо. Вот вы что, заместо благодарности. Да чтоб я забыла, да, кажется, ни в жизнь. (Ларисе.) Иди, говорят! Аль того ж дожидаешься? Поводись с нищими-то, от них все станется. Окна-то на вашу сторону заколотить велю.

Лариса. Да пойдемте, будет вам маскарад-то представлять. (Уходит.)

Фетинья. Вот еще выкормила чаду на свою голову. (Уходя.) Не забуду я вам обиды! До суда дойду. (Уходит.)

Явление четвертое

Мигачева и Елеся.

Мигачева (плача). Все ты, разбойник, нарушил, все ты нарушил.

Елеся. Вешайте! одно слово, вешайте! Удавить меня теперь одно средство!

Мигачева. Что мне проку вешать-то тебя, что проку? Ну, удавлю я тебя, ну, удавлю, да что толку-то будет? Отвечай ты мне, что толку-то, отвечай! Ну, не злодей ты для своей матери?

Елеся. Я, маменька, злодей. Я злодей. Теперь я сам вижу, что я злодей.

Мигачева. И не кажись ты мне на глаза отныне и до века! И к воротам ты не подходи! Хоть бы ты провалился куда, развязал бы мою голову. Нет вот на человека пропасти!

Елеся. А вдруг от слова-то станется!

Мигачева. Что еще с тобой станется, погубитель?

Елеся. Прочитаете в «Полицейских ведомостях».

Мигачева. Отвяжись ты с своими ведомостями! Провались ты и с ведомостями вместе! Не расстроивай ты меня больше! И так мне слез своих не проплакать. Вот тебе и счастье! Словно во сне видела. У, варвар! (Уходит.)

Выходит Петрович.

Явление пятое

Елеся и Петрович.

Елеся. Петрович, погибаю.

Петрович. Опять?

Елеся. Еще хуже.

Петрович. Иль уголовщина?

Елеся. Она самая. Фетинью Мироновну окрасил.

Петрович. Каким колером?

Елеся. Да все одно.

Петрович. Нет, брат, разница.

Елеся. Сажей, друг.

Петрович. Худо!

Елеся. Голландской.

Петрович. Еще хуже. Ну, плохо твое дело! Ты бы лучше в какую-нибудь другую.

Елеся. Почему так, скажи, братец?

Петрович. Тут вот какой крючок! Окрась ты ее в зеленую или в синюю: можно сказать, что без умыслу. А сажа! Что такое сажа? Ее и в лавках-то не для краски, а больше для насмешки держат. Тут умысел твой видимый.

Елеся. Ответ велик?

Петрович. Велик. Что муж в гильдию платит, так за жену вдвое заплатишь, а кабы дочь окрасил, так вчетверо.

Елеся. Прощай, друг! Не скоро увидимся.

Петрович. Куда ты?

Елеся. Скитаться. (Убегает.)

Петрович входит в лавку. Из дома выходят Анна и Настя.

Явление шестое

Анна, Настя, потом Баклушин.

Анна. Он теперь, того гляди, придет, коль не обманет. Помни все, что я тебе говорила. Так прямо ему и режь. Об чем ты, дурочка, плачешь? Ведь уж все равно, долго он ходить к тебе не станет, скорехонько ему надоест, сам он тебя бросит. Тогда хуже заплачешь, да еще слава дурная пойдет. А тебе славу свою надо беречь, у тебя только ведь и богатства-то. Вон он, кажется, идет. Смотри же, будь поумнее! Богатым девушкам можно быть глупыми, а бедной девушке ума терять нельзя, а то пропадешь. (Уходит.)

Входит Баклушин.

Баклушин. Вот я и опять к вам.

Настя. Ах, это вы!

Баклушин. Да, я. Видите, как я держу слово.

Настя. Напрасно беспокоились. У вас, должно быть, времени некуда девать.

Баклушин. Чтоб видеть вас, я всегда найду время.

Настя. Неужели? А лучше бы вы не ходили, оставили меня в покое.

Баклушин. Что так? Что с вами?

Настя. Мне некогда занимать вас разговорами; я бедная девушка, мне нужно работать. Вы такой щеголь, вы любите одеваться хорошо, а хотите, чтоб я встречала вас в этом платье и не стыдилась! За что вы меня мучите? С меня довольно и того, что я каждый день плачу, когда надеваю это рубище. Вы одеты вон как хорошо, а я – на что это похоже.