Анна, Настя, Мигачева, Елеся.
Елеся. Кипит.
Мигачева. Брось скорей! Поди, чисти сертук; в гости зовут.
Елеся. Везде поспею. (Уходит в калитку, Мигачева за ним.)
Настя. Он писал, что ровно в четыре часа…
Анна. А к вечерне уж звонили.
Настя. Что я с ним буду говорить? У меня в голове все перепуталось. Мне хочется и плакать и смеяться. Я готова прыгать и хлопать в ладошки, как глупый ребенок в большой праздник; а что мне нужно, мне того не выговорить.
Анна. Мы прежде послушаем, что он скажет.
Настя. Тетенька, вы шаль-то вот так. (Поправляет платок на тетке.) Да пожалуйста, как можно поделикатней!
Анна. Ну, уж как умею. Лгать-то я не мастерица.
Настя. Нам бы как-нибудь, тетенька, припрятать свою бедность-то, чтоб не очень уж сразу-то.
Анна. Постараюсь.
Настя. Тетенька, он идет.
Анна. Поди, встреть его.
Входит Баклушин.
Анна, Настя, Баклушин.
Настя. Вы-таки пришли. Ну, уж нечего с вами делать! Милости просим. Пожалуйте сюда!
Баклушин. Куда же?
Настя. А вот сюда, под деревья. Здесь лучше, чем в комнатах.
Баклушин. Как? На улице? Это довольно оригинально.
Настя (представляя Баклушина). Модест Григорьич Баклушин! Тетушка моя, Анна Тихоновна.
Баклушин кланяется.
Анна. Садиться не угодно ли?
Баклушин садится.
Настя (наливая стакан чаю). Не прикажете ли чаю?
Баклушин. Покорно вас благодарю. (Берет стакан.)
Настя. Не знаю, хорошо ли я хозяйничаю. Право, так неожиданно. Сладко ли я вам налила?
Баклушин. Превосходно. Отличный чай, отличные сухарики.
Настя. Ах, нынче и погода какая! И все так… Не угодно ли вам еще?
Баклушин. Позвольте. (Подает стакан.)
Настя (наливая). Ах, как мне весело, что мой чай вам нравится. Мне так это приятно слышать от вас. (Подает стакан.) Не правда ли, у нас хорошо? Мы живем конечно, небогато, но зато тихо, покойно. Мне, право, здесь так весело.
Входит Елеся в жилете с сертуком в руках.
Анна, Настя, Баклушин, Елеся, потом Мигачева.
Настя. Никто нас не трогает, никто нам не мешает.
Елеся (вешает сертук на дереве подле стола и начинает чистить).
Чижик-пыжик у ворот,
Воробушек маленький.
Настя (сконфузившись). Конечно, соседи у нас люди простые. (Елесе.) Елеся, вы бы дома сертук-то чистили. (Баклушину.) Но все нас так уважают.
Елеся. Очень нужно дома-то пылить.
Настя (почти сквозь слезы). А на нас-то зачем пылите! Отойдите по крайней мере.
Елеся. Ничего-с, кушайте чай, вы мне не мешаете.
Баклушин. А он чудак порядочный!
Настя. Не обращайте на него внимания, он малоумный.
Елеся. Уж и сертучок, Настасья Сергевна. (Надевает сертук.)
Настя. Оставьте меня!
Елеся. Да вы поглядите! (Поворачивается кругом.) Красота! Великонек немножко, да не перешивать же! Авось вырасту; что доброе-то портить!
Входит Мигачева, принарядившись очень пестро и без вкуса.
Баклушин. Это что за явление?
Настя. Это его мать! Она очень хорошая женщина! Учтивая, обязательная.
Мигачева (Елесе). Скоро ль ты, чучело гороховое?
Елеся. Готов. Совсем Максим, и шапка с ним.
Мигачева (проходя мимо Насти). Чай да сахар всей компании. Ох, не очень ли важно вы расселись-то. (Уходит в сад, Елеся за ней.)
Настя (сквозь слезы). Это ужасно! Я не знаю, за что они нынче все обижают меня. А все-таки здесь хорошо.
Баклушин. Нет, Настасья Сергевна, не утешайте себя, вам здесь нехорошо. Напрасно вы оставили вашу крестную маменьку.
Настя. Разве я сама ее оставила! Она начала меня упрекать: «Что ты все хорошеешь!» Ну, а что же мне делать! Я не виновата. Стала меня одевать похуже, а я все-таки лучше ее дочерей. Рассердилась за это да и прогнала меня.
Баклушин. Да, так вот что! Ну, теперь для меня дело ясно.
Анна. Да, ни за что обидели девушку. Да и нам-то какая тягость! Мы и сами-то с куска на кусок перебиваемся, а тут еще ее нам на шею спихнули.
Настя (с упреком). Тетенька!
Анна. Что, Настенька, скрываться-то, коли он тебе знакомый! Пусть уж все узнает. Кабы с рук ее сбыть, вот бы перекреститься можно.
Баклушин. Сбыть! Точно вещь какую. А куда же сбыть ее вы думаете?
Анна. Кроме как замуж, куда ж она годится! Ничего она не знает, ничего не умеет.
Баклушин. Неприятное положение! Надо подумать об этом серьезно. Что же вы делаете?
Настя. Так, кой-что.
Баклушин. Не кой-что, вам надо трудиться! Вы хоть бы уроки давали.
Настя. Чему? Я сама ничего не знаю. Вы видели, как меня воспитывали. Меня учили только тешить гостей, чтоб все смеялись каждому моему слову; меня учили быть милой да наивной; ну, я и старалась.
Баклушин. Да. правда. Ну, так вот что: сами учитесь! Да учитесь прилежней.
Анна. Оно, точно, хорошо; только, пока учишься, надо кушать что-нибудь.
Баклушин. И то правда.
Анна. Богатые думают об ученье, а бедные о том, чтоб только живу быть.
Настя. Постойте, погодите, тетенька! Дайте нам поговорить. (Отходит к стороне и манит Баклушина.) Подите сюда на минуточку!